Около трех десятков лет назад мне, будучи студентом факультета журналистики Ленинградского университета, посчастливилось взять интервью у Фазиля Искандера. Говорили об особенностях творческой кухни писателя, об отношении к творчеству других писателей, вспоминали Грузию.
Наша встреча произошла на берегах Невы в гостинице "Европейская". Писатель сразу обратил внимание на нерусское произношение молодого интервьюера. "Родом я из грузинского города Зугдиди", — пояснил Пипия, представляясь.
— О, я бывал в этом городе, — сказал Фазиль Абдулович. — Много лет назад небольшой компанией отдыхали мы в Сванетии. Спустившись с гор в Зугдиди, мы оказались совершенно без денег. Один из нас сходил в редакцию местной газеты и раздобыл деньги. Тогда же в Зугдиди мы купили мороженое. Я удивился чистоте вкуса снега, это был чистейший горный снег.
- Писатель Виктор Астафьев тоже побывал в Зугдиди, но поделился в своей повести "Ловля пескарей в Грузии", ставшей скандальной, другими впечатлениями. Что, мол, Зугдиди самый богатый город Грузии, здесь можно купить все, включая диплом отличника МГУ, самолет, автомат Калашникова…
— Я знаю, этот рассказ был остро воспринят в Грузии. Астафьев очень талантливый человек, я восхищаюсь многими его описаниями природы, есть у него просто богатырские страницы, сильные образы людей, но наряду с этим имеют место и перехлесты не очень благородного характера. Он несколько переходит грань, когда личное раздражение, личный гнев, еще художественно не переработанные, прямо ложатся на бумагу и иногда снижают качество художественных образов, вызывая ответное раздражение у меня, как у читателя.
Что же касается "Ловли пескарей в Грузии", то русские писатели всегда с благодарностью описывали красоту Грузии. Астафьев же попытался увидеть Грузию с "черного" хода, но в данном случае ему не хватило, видимо, знания обычаев республики. Например, рассказывая о грузинском застолье, он пишет: женщины за нами стояли, как холуи. Это неверно. Грузинская женщина, тем более деревенская, в том, что она не сидит за столом рядом с мужчинами, никакого унижения не видит. Она чувствует себя настоящей хозяйкой дома, которая так должна встречать гостей. Это народный обычай.
- Наверное, в свое время остро была воспринята жителями Абхазии и ваша повесть "Созвездие козлотура". Какова история создания этого произведения?
— Когда я работал в Курске в областной газете, началась в стране кукурузная кампания. Хотя я сам, выросший в Абхазии, очень люблю кукурузу, но такое безумное распространение этой замечательной культуры считал дискредитацией. Под кукурузу отдавали самые лучшие земли, но она выше колена не росла. Это вызывало во мне горестное чувство.
От читателей было много хороших откликов. Просили меня написать и о других подобных кампаниях, то есть читатель понял, что глупость можно высмеивать. Однако "Созвездие козлотура" пришлось не по вкусу некоторым высокопоставленным бюрократам Абхазии. Единственная отрицательная рецензия на эту повесть была опубликована в одной из абхазских газет, кажется, он называлась "Вопреки правде жизни". В статье говорилось, что это клевета, козлотуры прекрасно развиваются и чувствуют себя великолепно. Но на самом деле они вскоре исчезли, бедняги. Генетический тип тура, связанного с козой, оказался недолговечным.
- Фазиль Абдулович, читая ваши произведения, создается впечатление, что все списано с действительности.
— Есть критики и читатели, которые так думают. Но на самом деле тут такое сложное сочетание воображения и факта. Мне необходим всегда первичный толчок, исходящий из факта действительности. Я из мухи делаю слона, но муха обязательно должна быть живой. Мои герои, как правило, взяты из реальной жизни, иногда даже чересчур. По-молодости я как-то не понимал, что люди могут быть слишком узнаваемы. Так один герой не только сам себя узнал, но и все его узнали. Мне было все это не очень приятно. Теперь в создаваемом образе я стараюсь внешние черты скрыть, чтобы не было каких-то личных отношений, личных оскорблений. Часто, пока пишу, оставляю имя прототипа, а потом меняю. Но нередко имена положительных героев оставляю — так было, например, в новелле "Бригадир Кязым", где я изобразил собственного дядю.
— Да, это интересный вопрос. Вы знаете, действительно тут происходит интересное явление, когда пытаешься создать высокий образ, и если он в какой-то мере удается, начинаешь чувствовать, как он сам тебя подымает и помогает тебе жить. Ты как бы сам ему дал жизнь, и он благодарно в ответ дает тебе некую жизненную силу.
- Расскажите, если можно, о вашей творческой кухне. Как выглядит ваш рабочий день?
— Творческая кухня трудно поддается рационалистическому объяснению. В творчестве много непредсказуемого, интуитивного. Я не принадлежу к писателям, которые живут по принципу: ни дня без строчки. У меня бывают большие перерывы, когда я не испытываю желания писать. По-видимому, в такие периоды происходит сбор впечатлений, потом наступает момент, чувствую, надо браться за перо, сажусь за машинку и в зависимости от творческого порыва работаю от 8 до 12 часов, иногда больше. Сначала начерно пишу рассказ, при этом никакого плана не составляю, как идет, так и идет. Потом переписываю рассказ второй раз, третий, четвертый и затем отдаю машинистке. Объем рассказа с каждым переписыванием увеличивается, а не наоборот, как бывает у других. Если первый вариант рассказа составлял, к примеру, 20 страниц, то окончательный вариант доходит до 40 страниц. То есть тема у меня постоянно развивается.
- Действие в ваших произведениях происходит в Абхазии, а живете вы в Москве. Не мешает это работе и может ли иссякнуть ваша тема?
— Пока в художнике существует поэтическое отношение к той или иной теме, пока внутри это у него живет, темы будут неисчерпаемыми. Вот скажем: пока поэт любит женщину, он может всю жизнь писать для нее стихи, и перед ним она будет предстоять в тысячах ликах. Но, разлюбив ее, он почувствует, что не о чем писать, как будто бы все ей сказал и, вероятно, потянется к другой теме.
Я люблю Абхазию и продолжаю о ней писать. Когда-то Марк Твен говорил, чтобы эпически почувствовать и знать материал, надо минимум 20 лет вариться в каком-то определенном котле художественном. Только тогда усваиваются микроэлементы, которые необходимы для настоящего художественного знания предмета. Я осваиваю свою тематику, создаю, можно сказать, Чегемский мир, и пока что мне хватает материала, жизненных впечатлений. Я живу в Москве, но в Абхазии бываю каждый год, там у меня друзья, приятели.
