Его зовут Эдмар Кастанеда, он играет на арфе. "Играет так, как никто на свете, — пишет один немецкий журнал. – Его руки словно управляются двумя разными людьми. Он обладает симфонической полнотой звука, балансом мелодичности и драйва, латиноамериканским ритмом и импровизационной свободой". Этому колумбийскому арфисту 37 лет, а подобное исполнительское совершенство вообразить себе очень трудно.
Виртуоз Эдмар приехал вместе с тромбонистом Энди Хантером и барабащиком Родриго Виллалоном, показал собственные композиции наряду с музыкой колумбийской, венесуэльской и аргентинской. Продемонстрировал эластичность джаза, способного объединить нити фольклора и разных жанров в клубок торжествующего искусства. И, бесспорно, нельзя не порадоваться искусству легендарного американского квартета "Форплей" с пианистом Бобом Джеймсом и его партнерами в лице басиста Натаниэля Иста, барабанщика Харви Мэйсона и гитариста Чака Лоеба.
Для этого достаточно понять глубинный смысл этой музыки, ее основу и правила, затаенные в ней механизмы, стимулирующие музыканта к необычным приемам самовыражения. При этом – оттачивая его талант и подсказывая ход мысли. Создавая новые радужные мелодические лучи, обрамленные огромной силой гармонических тайн, появление которых не всегда способен объяснить и сам создатель композиции, либо ее исполнитель и соавтор.
Джазовые музыканты, как известно, во множестве своем прошли и проходят через классическое образование. Конечно, среди них, особенно на первых этапах формирования этого вида музыки, было немало как самоучек-виртуозов, так и тех, что постигали тайны музицирования, общаясь с уже сложившимися и опытными исполнителями.
Впоследствии, постепенно и все чаще, появлялись музыканты со "школой" – основательной классической подготовкой. Достаточно назвать имена пианистов Оскара Питерсона, окончившего две консерватории (в Торонто и Оттаве), Билла Эванса, Кита Джарретта или Чика Кориа, трубача Уинтона Марсалиса, контрабасиста Рона Картера и других выдающихся мастеров джаза.
Однако есть одна особенность. С точки зрения технической изощренности, джазмены, конечно, не всегда, но во многих случаях, выглядели ярче "классиков". Во всяком случае, они чаще удивляли мир, демонстрируя игру на грани невозможного. И это потому, в первую очередь, что технические нюансы джаза, связанные с его многомерными задачами, обязывали исполнителей к обучению и овладеванию сложной и специфической инструментальной техникой. Это, кстати, довольно выпукло и эффектно выражено не только, допустим, у пианистов, трубачей, гитаристов или саксофонистов.
Столь же ярким примером может служить игра контрабасистов и барабанщиков, обеспечивающих наряду с пианистами ритмично-поступательный механизм больших оркестров и ансамблей малого состава. И, конечно, примеров хоть отбавляй. Это феномен виртуозности, диапазон которой подчас не вписывается в обычные представления, захватывая наше воображение и навсегда пленяя и определяя наши устремления.
Более того, некоторые пьесы он играл еще быстрее, со скоростью 450 ударов метронома в минуту. То была не самоцель, не упражнение в скорости или соревнование с кем-либо: того требовали некоторые из композиций, а пальцы и талант Тейтума позволяли ему играть быстрее других пианистов. Как это получалось, не мог объяснить и он сам. Все однако понимали, что старательных домашних занятий для этого было недостаточно. И вот однажды в кафе "Сесайети Даун-таун" в Нью-Йорке, где выступал Арт Тейтум, а это было в середине 40-х годов прошлого столетия, посетил уже известный к тому времени пианист Владимир Горовиц, один из лучших исполнителей Шопена, не так давно переехавший сюда из Киева.
Услышав "Tiger Rag", он был ошеломлен. И тут же воскликнул: "Это немыслимо! Я не верю своим ушам и глазам!" Через пару дней Горовиц привел своего тестя, чтобы тот послушал Тейтума. А тесть у него был не кто иной, как великий дирижер Артуро Тосканини. Маэстро долго не мог прийти в себя. "Это настоящий волшебник", — вымолвил оторопевший Тосканини.
Он понял, естественно, что помимо небывалой технической виртуозности Тейтум продемонстрировал блистательную ориентацию мысли в тех поистине экстремальных условиях, которые он создавал себе сам, словно ураганом буйствуя над клавишами и сметая с них любые препятствия. Совершенно очевидно, что в каком бы темпе Тейтум ни играл, он успевал направлять музыкальную мысль в верное и наиболее выразительное русло.
Все это говорит только о том, что музыка живет в нас тогда, когда воспринимается во всей ее торжественной многозначности. При этом, увлекаясь джазом, никогда нельзя забывать о классической музыке, этой первичной и основной носительнице духа и гармонии в самом поразительном из искусств.
Фестиваль – позади. До следующего!
